Здесь временно размещаются мои заметки из кресла терапевта.
В дальнейшем они перекочёвывают в тексты статей
Смерть как ресурс
Есть ресурсы, которые кажутся на первый взгляд странными. Выход на них возможен через вопросы:
Где ваши мертвые? На какие могилы вы ходите, кроме посещения могил родственников? Кого из умерших не родственников вам важно помнить?
Могилы — это Своя история, с которой можно встретиться. Мне важна могила Бродского на Сан-Микеле, Крамского на Смоленском, Соловьева на Красненьком. Мне важны «похоронные» инсталляции в музее Шаламова и я так хочу узнать, есть ли могила Эразма Роттердамского. Эта моя устойчивость, «свои»- во времени и пространстве.
Кто-то плачет на Пискаревском кладбище. Кто-то задыхается около остовов белорусских печей, кто-то чувствует своих в Треблинке. Могилы заставляют осознавать кто мы. Я знаю людей, которые любят гулять по кладбищам. Их это успокаивает. Мертвые могут дать устойчивость живым.
Поиск «своих» важен при стигммтизации, когда «свои» в меньшинстве. Он важен когда есть запутанность в идентификации, например для прояснения своей национальности. Вспоминая свой опыт по работе с национальной идентификацией в еврейской общине в начале 2000х — этот вопрос давал возможность более глубоко понять к какой национальности относит или хочет относить себя человек.
Мы не обязательно можем предлагать заземляться через череду могил. Ведь не в могилах дело, а в ценности для нас ушедшего человека. Одна из участниц разговора на эту тему написала: » Для меня всегда была неблизка привязка к конкретному месту (могиле). Мне больше отзывается идея востока с алтарем умерших в доме. Я вспоминаю важных мне умерших каждый день без связи с местом».
Конечно при активном игнорировании темы смерти — эти вопросы не имеют смысла. Но не терапевт задает вопросы, мы лишь ловим незаданные вопросы клиентов к самим себе.
Из парадоксальных веселых реакций на этот вопрос мне написали: «Подруга летом в Питер приезжала. Я ее по кладбищам (и не только) поводила. Она сперва отнекивалась, потом втянулась. В последний день упросила сводить ее в ботанический сад. Не понравилось. Вышла из него со словами: «Лучше бы еще на какое-нибудь кладбище сходили»
Заземление реальными шагами прогулок, увеличение устойчивости существованием близких тебе людей в исторической перспективе, тоска и печаль по невозможности встречи с ними- как ни странно, это может давать силы
Что люди скажут… частный случай тревоги на несколько поколений
Некоторые фоновые тревоги идут на несколько поколений и отражаются как эхо. Есть константы ожиданий. Например, константа — «мама меня любит». Это во взрослом состоянии ты понимаешь, что это не данность и не постоянная величина. Но понять это в детстве все равно, что согласиться с холодной неизбежностью смерти. Нет еще этого понимания. И если любви нет, у разных детей включаются разные защиты, от фантазирования до нарциссических битв за то, чтобы стать идеальным.
Возьмем обобщенный пример.
Пусть это будет девочка. Она выживает без материнской любви, ее кормят, за ней следят и ее не видят. Точнее видят, как объект, не видят — субъекта. Она выходит замуж, рожает, работает и постоянно проецирует свою тревогу брошенности на своих детей.
В частности, это может проявляться в переживаниях на тему «что люди скажут». Или ощущение, что «я виновата».
Маленький ребенок чувствует в этом инфернальную жуть. Это ведь не то, что тебя поругают — ты грязнуля. Ведь можно просто помыться. Это какое-то непонятное «люди» и они что-то плохое там подумают…. И все. Дальше занавес. Очень страшно. Тревога нарастает. Ребенку хочется хоть как-то объяснить для него не понятную фоновую тревогу. В ход идут и страх темноты — спит при свете. В ход идет просмотры криминальных хроник, ужастиков и прочее. Это все хоть как-то можно бояться. Намного легче бояться пожара, бандитов, болезней… Есть еще хитрый ход приспособится — потерять хорошее зрение. Все равно корни тревоги не разглядеть. Ведь бояться непонятно чего — невыносимо. А значит и твоя собственная тревога не понятна. Ведь она — не твоя.
Когда этот ребенок вырастает у него есть вторичный опыт абсурдностью нелюбви. Нелюбви не к себе. Его любят, у него нет каких-то жутких травм в биографии. Но постоянен этот фон «что обо мне подумают», «как я выгляжу», страх ошибки. Фон тревоги и ожидания катастрофы.
Сколько нужно поколений тревожащихся, которые несут на себе груз чужой брошенности. Это похоже на то, как люди с мистическим сознанием, постоянно бояться сглаза. Но здесь хотя бы страх назван и пара амулетов, и уверенная бабка снимут порчу. Я — уверенная бабка, которая трагедию детской невидимости называет вслух. Я вижу тебя — говорю я клиенту. Я вижу эту жуть. Это не понимаемо. Если это с тобой — плачем. Если это с твоим родителем — плачем. Или злимся. Какая разница, что мы чувствуем. Главное, мы уже не только боимся, мы подняли занавес. Там не монстр. Там горе. Такое простое обыденное и невыносимое горе, которое, раз уж смог открыть занавес, значит дорос до того, чтобы его вынести.
Обнимаю вас
Допрос или вопрос
Возьмем гипотетического клиента, который объединяет запрос многих людей на консультации:
⁃ Разговор затухает не начавшись, попытка продолжить его увязает в молчании. Я просто не знаю о чем говорить. Тренинги по коммуникации дают теорию, но не помогают решить проблему. Легкий разговор превращается в муку. Как заговорить?
Конечно, вариантов много, но хочу остановиться на одном.
Нырнем в детство. Вы приходите домой из школы и вас спрашивают: «как дела?». Идеальный вариант: человек действительно вами интересуется и слышит ваш ответ. Все остальные варианты — не идеальные. Например, вопросами контролируют вашу «правильность». Вы — любимый «подсудимый». В такой коммуникаци вопрос уходит из поля спонтанного интереса и становится манипуляцией. Ребенок начинает вырабатывать защиты. Коммуникация тормозится на формальных ответах: «все было хорошо», «нормально», «не знаю».
Вырастая «маленький подсудимый» превращается в немотствующего взрослого. Он может поддержать разговор, но чем больше вопросов в разговоре, тем больше включается режим избегания. Если же человек сам старается стать инициатором общения, попытка убрать из речи вопросы приводит к затуханию беседы. Вопросы открытые и закрытые, вопрошения и изумления — это мостик интереса и любви, пока в них нет заданных ответов. Как только у вопрошающего они появляются — контакт исчезает. Кандалы звякают, на плацу выстраиваются люди-винтики и слажено гаркают: «Есть, Ваше Благородие!».
«тренировки вопрошений» в моем стиле
- 3 вопроса на тему 10 заповедей
- 5 вопросов на тему смерти
- 7 вопросов на тему смеха и радости
- И 1 вопрос себе
Здоровья и приятных бесед!